– Свиту соберу и приеду, – пообещал князь Юрий. – Коли желаешь, можем отправиться вместе!

– Только если ты согласишься надеть колодки, дядюшка.

– Ты предлагаешь сие от души, мой возлюбленный племянник? – склонил голову набок Юрий Дмитриевич.

Василий Васильевич несколько мгновений помолчал, и вдруг спросил:

– Почему молчат сигнальщики? Ждете, пока галичане разорят нас дочиста?

– Горнисты, тревогу! – спохватившись, закричал князь Воротынский. – Чего затихли?! В горле пересохло?!

Трубачи вскинули свои горны и в четыре голоса стали подавать частый и прерывистый, подобный набату сигнал.

В тихом морозном воздухе звуки трубы разлетались далеко – на много, много верст. И, конечно же, достигли ушей первого московского воеводы, уносящегося на запад к далекой, далекой Волге.

Поначалу Василий Ярославович не придал услышанным трубам значения, сочтя перекличку горнистов следствием утренней схватки. Но сигналы опасности не затихали – и он все-таки встревожился, подтянул поводья, переходя с галопа на рысь. Прислушался снова.

Горны продолжали призывно трубить, не зная отдыха.

Князь Серпуховской еще сильнее подобрал поводья, вскинул руку, оглянулся на ближних бояр.

– Вы слышите?! – громко спросил он.

– Не иначе случилось что-то… – согласилось сразу несколько ближних спутников.

– Поворачиваем! – решительно приказал воевода. – Назад, скорее назад!

Но к тому времени, когда московская дружина снова показалась на Юрьевском тракте, горожане успели сделать из города в лагерь и обратно по три, а то и по четыре ходки, дойдя уже до того, что стали разбирать с собою даже сами боярские палатки, скатывать с земли старые ковры и забирать потники.

У хорошего хозяина даже для гнилой кошмы и то применение найдется!

А когда князь Юрий Дмитриевич громко приказал: «Хватит веселиться, уходим!» – налетчики запалили факелы и побросали их в те припасы, каковые унести не смогли: в поленницы, в стога сена, в оставшиеся палатки и заготовленные для осадных работ груды бревен.

Спустя несколько минут московский ратный лагерь скрылся под огненным заревом, и вернувшийся из погони князь Серпуховской увидел на месте удобной обустроенной стоянки лишь широкое черное пепелище.

Проскакав прямо на дымящееся пожарище, он покрутился на месте, громко ругнулся, спешился и подбежал к усыпанному пеплом великокняжескому шатру. Затем откинул полог, сделал несколько шагов, приложил ладонь к груди, спросил:

– Ты не пострадал, государь?

– Если не считать того, что все мои припасы и ратное снаряжение галичане вывезли к себе, – скривился сидящий в кресле у среднего костра Великий князь. – Ну, коли не считать моего полного разорения, Василий Ярославович, то я совершенно не пострадал.

– Все не так страшно, государь, – опустил руку первый воевода. – Лошади целы, леса вокруг в достатке. Дрова заготовим, коней можно прикармливать камышом и тонкими ветками, слабых резать на мясо. От голода и холода не умрем. Одежды и оружия на руках осталось в достатке. Мы можем продолжать осаду! Дождемся подкрепления, восстановим лагерь…

– Ты еще предложи, Василий Ярославович, друг друга, подобно монголам, жрать[21]! – поднял на шурина угрюмый взгляд Великий князь. – Чего ради страдать и голодать? Галич стоял, стоит и стоять будет, никуда не денется! Не получилось на сей раз, можем вернуться летом или будущей зимой.

– Софья Витовтовна будет недовольна, государь.

– Матушка всегда недовольна, когда речь идет о моем дядюшке, – пожал плечами юный повелитель. – Не стоит резать из-за этого лошадей, замерзать и воевать без оружия. Скажешь ей, что не смогли – и все. Проиграть осаду Юрию Дмитриевичу не зазорно, его еще никому одолеть не удавалось. Отзывай дозоры, прикажи собираться в дорогу. Все наши телеги и розвальни украли галичане, посему пусть бояре укладываются во вьюки. Если не хватит полотна, разрешаю резать на сумки мой шатер. Пусть лучше так, нежели оставлять его врагу. Увозить палатку все равно уже не на чем.

Князь Серпуховской прикусил губу. Умом он понимал, что государь совершенно прав. Осаждая город без припасов и снаряжения, дружина скорее ноги протянет, нежели победы добьется. Но признаваться Софье Витовтовне в своем очередном, уже третьем поражении ему страшно не хотелось.

Однако…

Какие только мысли и надежды не возникали в его голове – способов для продолжения похода князь Серпуховской придумать не смог. А значит, похоже, ему все-таки придется вытерпеть гнев литовской ведьмы…

– Главное, лошади уцелели, княже, – сказал первый воевода. – Я прикажу связать волокуши. Твое походное снаряжение вывезем на них.

* * *

Утром галичане собрались на стенах, наблюдая, как московская армия быстро уходит через озеро. На сей раз при незваных гостях не было обоза, так что всадники удалялись на рысях и всего через час полностью растворились в пелене из хлопьев начавшегося снегопада.

– Они ведь вернутся, отец, – негромко сказал князь Дмитрий Красный, стоя рядом с родителем на угловой башне, до которой так и не добрались московские землекопы. – Ты понимаешь, что они вернутся? Отдохнут у себя в Москве, соберут новые припасы взамен потерянных, призовут иных бояр вместо разоренных и покалеченных и вернутся. И снова, и снова… Это никогда не кончится, отец! Покуда ты смиренно ждешь государева успокоения, это не кончится никогда.

– Ты прав, сын… – задумчиво огладил броду Юрий Дмитриевич. – Похоже, само собой это не кончится никогда. Посему отправь гонцов к старшим братьям, назначь местом сбора Ярославль. Дай дружине две недели на отдых и сборы. Надобно выступить в начале марта, дабы переправиться через Волгу до первых оттепелей. Весна порою наступает внезапно.

– Ты решил выступить в поход? – резко повернулся к нему юный правитель Галича.

– У меня нет выбора, Дмитрий, – пожал плечами Юрий Дмитриевич. – Разделив между вами свой удел, я желал вам добра. Желал новой жизни, достойного звания, титула. Самостоятельности. Я не хочу оставлять вам вечную войну. Ее надобно прекратить.

– Как ты это сделаешь, отец?

– Я обещал племяннику навестить Москву, – тяжело вздохнул князь Юрий Дмитриевич. – Свои клятвы надобно исполнять.

22 марта 1434 года. Село Никольское под Ростовом

Гонцы мчатся куда быстрее обозов, так что в Москве знали о случившейся беде еще до того, как московская дружина добралась до Костромы. Поэтому к тому дню, когда разоренные полки добрались до Ростова, их уже ждал обоз с припасами. Еда, железо, юрты, щиты, стрелы, рогатины, а также княжеские поручительства, позволяющие брать во встречных селениях сено и овес в счет будущих платежей и налогов.